Уважаемая редакция! Когда была наша центральная газета «Известия Калмыкии», я иногда писала статьи, рассказы – печатали. Сейчас не поймешь куда писать. Ваша газета мне очень нравится тем, что вы пишете правду. Поэтому я решила написать вам. Этот эпизод 1-2 дней пребывания нашего народа в суровых условиях депортации. Тегряш – это моя мама. Я ее старшая дочь из 8-х ее детей, не могу удержаться, чтобы не написать. Сейчас я слышу такие разговоры, что, наоборот наша калмыцкая молодежь с недоверием относится к рассказам своих дедов и бабушек о том, что они перенесли в Сибири. Может быть, прочитав мой рассказ, хотя бы кто-то из них проникнется пониманием и с уважением отнесется к старшему поколению. И чтобы власть предержащие и богачи помнили об этом не только 28 декабря.
С уважением, Авяшкиева Нина Бадмаевна
«Тегряш, завтра суббота – банный день, комендант нас не хватится, пойдем в райцентр, купим кастрюли», - позвала подругу Буля. «Как же я пойду с грудным ребенком на руках? Кастрюля, конечно, нужна. Мы со свекровью в солдатском котелке и чай варим и суп», - ответила Тегряш.
«И как только твой Бадма смог сохранить котелок и в госпитале и в Широклаге?», - спросила Буля. «Ты что, он оттуда еле выполз, когда его актировали. Он дополз до ближайшей деревни с большим трудом. Русские женщины подавали ему кто кусок хлеба, кто картошку. И котелок ему кто-то дал. Ты права, кастрюля нам очень нужна - семья растет. Если свекровь отпустит – пойдем!», - ответила Тегряш.
Свекровь осталась смотреть двухгодовалую внучку и поросенка, которого сын заработал, помогая в чьем-то подворье. Две молодые женщины проснулись, едва рассвело. Тегряш крепко-накрепко привязала к себе ребенка, поцеловала спящую дочурку и вышла из землянки вместе с Булей, зашедшей за ней. Буля была на сносях, идти ей было очень тяжело. Был конец марта, снег еще лежал, лишь кое-где на холмах появились прогалины. Два года назад Тегряш родила своего первенца. Свекровь назвала ее Ногала, что значит – родившаяся с первой травой. Вот также на прогалинах зазеленела нежная трава из-под снега. Тогда не было в селе акушерки, и первенца принимала бабка-повитуха. В землянке бабка возразила свекрови: «Ты что, хочешь, чтобы над твоей внучкой смеялись из-за ее имени? Разве здесь смогут произнести это имя? Пусть будет Нина». Это имя понравилось отцу, так и записали.
От пенечка до пенечка молча шли молодухи, молча отдыхали и шли дальше. Отшагав 18 километров они, наконец, пришли в райцентр. Магазин уже был открыт, женщины купили по кастрюле. Крепко привязанный ребенок, почуяв тепло - зашевелился, желая высвободиться. Ребенок в животе у Були, будто вторя ему, тоже шевельнулся. «Пойдем к моим родственникам, попьем чаю и я перепеленаю ребенка», - сказала Тегряш, выйдя из магазина. Калмыки, жившие на краю райцентра, встретили их приветливо, сочувственно качая головой - какой путь пришлось преодолеть девчатам, да с такой ношей из-за двух кастрюль. Перепеленав малыша и попив чаю, девчата двинулись в обратный путь, чтобы ночь не застала их в пути. В лесу могут и звери напасть. Едва они покинули калмыцкие землянки, как из-под сугроба вырос милиционер и потребовал документы. Так как таковых у них не оказалось, повел их в отделение милиции.
В дежурной части было тепло, но их там долго не держали. Узнав, что они пришли в райцентр из совхоза Первомайский без разрешения коменданта, двух молодых женщин посадили в карцер. На ребенка даже не взглянули. В карцере было темно и холодно. Вся обогревающая часть печки находилась в дежурной части. Карцер обогревался лишь небольшой ее частью. На крик ребенка, на вопли двух женщин никто не реагировал. Беременная Буля устала плакать и вскоре уснула на нарах. Мокрый и голодный ребенок Тегряш кричал всю ночь. Пеленки сушить было невозможно. Тегряш прикладывала их к печной части стены и сама с ребенком прилеплялась к мокрым пеленкам, чтобы хоть немного их согреть. Вся ночь для нее была сплошным кошмаром.
Утром, наконец, послышались шаги, задвигались засовы. Женщины облегченно вздохнули, думая, что их освобождают. Но не тут-то было. Это им принесли жидкую похлебку и сказали, что они будут сидеть до тех пор, пока начальник милиции не свяжется с комендантом Первомайского совхоза. А там еще и судить их будут. Сказав это, дежурный вышел и стал запирать дверь карцера. Всю ночь мучившаяся Тегряш не выдержала. Передав ребенка Буле, она стала что есть мочи стучать в дверь и кричать. Когда дежурный вновь открыл дверь, она сказала: «Хорошо, мы будем сидеть здесь хоть до второго пришествия, только заберите ребенка. Пусть я виновата, но ребенка здесь губить вместе со мной – на то советская власть не дала никакого права!». Молча закрыв дверь, милиционер ушел. Вернувшись через час, выпустил их и сказал: «Я в точности передал твои слова начальнику и думал, что тебя надолго запрячут. Но начальник велел отпустить. Странно, моя мать тоже говорит о каком-то втором пришествии. А ты откуда слышала?». Тегряш ответила: «Со мной работали на лесоповале разные люди, разных национальностей. И муж мой на фронте слышал. Все говорят, что будет великий суд. А что это такое, я не знаю».
Возвращаясь домой, Тегряш размышляла: «Видимо, права была свекровь, когда говорила, что даже когда думаешь о Боге, в трудную минуту он помогает».
Тегряш и Буля прожили по 80 с лишним лет. Многое им пришлось увидеть и услышать за всю жизнь. Но этот случай на всю жизнь запомнился им и они рассказывали об этом своим детям.
